Ох, Борис! Когда мы встретимся, это, правда, гора сойдется с горой: Моисеева - с Зевесовой. <...> Борис, а нам с тобой не жить. Мы только (!) встретимся. Та самая секунда взрыва, когда еще горит фитиль и еще можно остановить и не останавливаешь.
А взрыв не значит поцелуй, взрыв - взгляд, то, что не длится. Я даже не знаю, буду ли я тебя целовать.
...
Не верь "холодкам". Между тобой и мною такой сквозняк.
...
Борис, я не те письма пишу. Настоящие и не касаются бумаги. Сегодня, например, два часа идя за Муркиной коляской по незнакомой дороге - дорогам - сворачивая наугад, все узнавая, блаженствуя, что наконец на суше (песок - море), гладя - походя - какие-то колючие кусты - как гладишь чужую собаку, не задерживаясь - Борис, я говорила с тобой непрерывно, в тебя говорила - радовалась - дышала...
...
Борис, но одно: я НЕ ЛЮБЛЮ МОРЯ. Не могу. Столько места, а ходить нельзя. Раз. Оно двигается, а я гляжу. Два. Борис, да ведь это та же сцена, т.е. моя вынужденная, заведомая неподвижность. Моя косность. Моя - хочу или нет - терпимость. .... Землю я жалею - ей холодно. Морю не холодно, это и есть - оно, все, что в нем ужасающего, - оно. Суть его. ... Его нельзя погладить (мокрое). На него нельзя молиться (страшное). Так, Иегову, например бы, ненавидела... Как всякую власть. Море - диктатура, Борис. Гора - божество. Гора разная. ... Гора - это прежде всего МОИ НОГИ, Борис. Моя точная стоимость. Гора - и большое тире, Борис, которое заполни глубоким вздохом.
<...>
Ущемленная гордость, Борис. На горе я не хуже горца, на море я - даже не пассажир: ДАЧНИК. Дачник, любящий океан... Плюнуть!
...
Само пришло, двустишием, как приходит все. Итог какого-то вздоха, к которому никогда не прирастет предпосылка.
...
Я так скучаю по тебе, точно видела тебя только вчера.
...
Я как-то докрикиваюсь, доскакиваюсь, докатываюсь до СМЫСЛА, который затем овладевает мною на целый ряд строк. Прыжок с разбегом. Об этом ты говорил?
...
Я, любя, слабостей не вижу, всё сила.
...
Чехова с его шуточками, прибауточками, усмешечками ненавижу с детства
...
Знаешь, чего я хочу - всегда хочу. Потемнения, посветления, преображения. Крайнего мыса чужой души - и своей. Слов, которых никогда не услышишь, не скажешь. Небывающего. Чудовищного. ЧУДА.
...
Родной, срывай сердце, наполненное мною. Не мучься. Живи. Не смущайся женой и сыном. Даю тебе полное отпущение от всех и вся. Бери все, что можешь - пока еще хочется брать!
...
Я тебя никогда не звала, теперь время.
...
Видишь, Борис: втроем, в живых, все равно ничего бы не вышло. Я знаю себя: я бы не могла целовать его рук, не могла бы целовать их - даже при тебе, почти что при себе даже. Я бы рвалась и разрывалась, распиналась, Борис, потому что все-таки еще ЭТОТ СВЕТ. Борис! Борис! Как я знаю тот! По снам, по воздуху снов, по разгроможденности, по насущности снов.
...
Мой любимый вид общения - потусторонний: сон: видеть во сне.
А второе - переписка...
Ни то, ни другое - не по заказу: снится и пишется не когда нам хочется, а когда хочется: письму - быть написанным, сну - быть увиденным. (Мои письма всегда хотят быть написанными!)
...
Вы первый поэт, которого я за жизнь - вижу. Вы первый поэт, в чей завтрашний день я верю, как в свой. Вы первый поэт, чьи стихи меньше него самого, хотя больше всех остальных.
...
...и больше всего я любила поэта, когда ему хотелось есть или у него болел зуб: это человечески сближало. Я была нянькой при поэтах, ублажительницей их низостей, - совсем не поэтом! и не Музой! - молодой (иногда трагической, но все ж:) - нянькой! С поэтом я всегда забывала, что я - поэт. ... "Да разве я поэт? Я просто живу, радуюсь, люблю свою кошку, плачу, наряжаюсь - и пишу стихи".
...
Есть другой мир, где Ваша тайнопись - детская пропись.