Брюсов

Мне очень Нравиться Брюсов, а какое у вас к нему отношение?

Славный поэт, мне нравится

...Кинжал поэзии! Кровавый молний свет,
Как прежде, пробежал по этой верной стали,
И снова я с людьми,— затем, что я поэт,
Затем, что молнии сверкали.

Его творчество восхитительно.

Фонарики

Столетия — фонарики! о, сколько вас во тьме,
На прочной нити времени, протянутой в уме!
Огни многообразные, вы тешите мой взгляд...
То яркие, то тусклые фонарики горят.
Сверкают, разноцветные, в причудливом саду,
В котором, очарованный, и я теперь иду.
Вот пламенники красные — подряд по десяти.
Ассирия! Ассирия! мне мимо не пройти!
Хочу полюбоваться я на твой багряный свет:
Цветы в крови, трава в крови, и в небе красный след.
А вот гирлянда желтая квадратных фонарей.
Египет! сила странная в неяркости твоей!
Пронизывает глуби все твой беспощадный луч
И тянется властительно с земли до хмурых туч.
Но что горит высоко там и что слепит мой взор?
Над озером, о Индия, застыл твой метеор.
Взнесенный, неподвижен он, в пространствах —
брат звезде,
Но пляшут отражения, как змеи, по воде.
Широкая, свободная, аллея вдаль влечет,
Простым, но ясным светочем украшен строгий вход.
Тебя ли не признаю я, святой Периклов век!
Ты ясностью, прекрасностью победно мрак рассек!
Вхожу: все блеском залито, все сны воплощены,
Все краски, все сверкания, все тени сплетены!
О Рим, свет ослепительный одиннадцати чаш:
Ты — белый, торжествующий, ты нам родной, ты наш!
Век Данте — блеск таинственный, зловеще золотой...
Лазурное сияние, о Леонардо,— твой!..
Большая лампа Лютера — луч, устремленный вниз...
Две маленькие звездочки, век суетных маркиз...
Сноп молний — Революция! За ним громадный шар,
О, ты! век девятнадцатый, беспламенный пожар!
И вот стою ослепший я, мне дальше нет дорог,
А сумрак отдаления торжественен и строг.
К сырой земле лицом припав, я лишь могу глядеть,
Как вьется, как сплетается огней мелькнувших сеть.
Но вам молюсь, безвестные! еще в ночной тени
Сокрытые, не жившие, грядущие огни!

(за прочтение этого стиха с выражением в школе яч получил второе место

Обожаю Но...

М. Цветаева. "Герой труда. Записи о Валерии Брюсове". А вот ещё: З.Гиппиус. "Одержимый". Ознакомьтесь, господа почитатели поэзии Брюсова.

А этим очеркам еще предшествует стихотворение Парнок, в котором она называет Брюсова Сальери. Очерк Гиппиус и стихотворение Парнок повлияли на цветаевкую трактовку образа Брюсова, которая очень расходится с ее ранними отзывами. В письмах она признавалась друзьям, что высоко ценит его повесть "Огненный ангел". А как Вы, Ольга, воспринимаете балет Прокофьева, по мотивам этой книги? Брюсов был очень многогранной фигурой, так что, наверное, надо брать в учет то, что и Цветаева, и Гиппиус писали свои очерки в период эмиграции. Контекст здесь играет важную роль.

Я вообще люблю символистов и Брюсова в том числе.К тому же он очень современен.Вот как будто написано вчера:
Я люблю большие дома
И узкие улицы города,-
В дни,когда не настала зима,
А осень повеяла холодом.

Пространства люблю площадей,
Стенами кругом ограждённые,-
В час,когда ещё нет фонарей,
А затеплились звёзды смущённые.

Город и камни люблю,
Грохот его и шумы певучие,-
В миг, когда песню глубоко таю,
Но в восторге слышу созвучия.
1898. Валерий Брюсов

Поэзия, конечно, дело вкуса, а о вкусах не спорят, но все же хотелось что-то, пусть субьективное, сказать о Брюсове, о приведенном стихотворение.
Здесь нет самого главного в стихах, второго плана, а есть только то, что сказано, что можно пересказать и прозой, а, как сказал Мандельштам, где есть соразмерность поэзии и пересказа, там простыни не смяты, там поэзия и не ночевала. Есть некий усредненный поэтический язык, как и у всех, нет яркой индивидуальности и новых образов, присущих только ему, нет души, нечто такого, что врезается в память и хочется повторять.

Вы правы,о вкусах сложно спорить,но и на примере одного стихотворения
нельзя судить о творчестве поэта.Вот отрывок из стихотворения "Творчество":
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.

Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
..................................
Или почитайте его "В ресторане","Грядущие гунны" и т.п.

Брюсов действительно крупный поэт своего времени, человек высокой культуры, изощренный мастер, у него, кажется, есть работы по стихосложению, но его стихи академичны и оставляют меня равнодушным.
Есть поэты Серебрянного Века, у которых мне нравится очень многое, у Мандельштама практически все, а у Брюсова есть действительно интересные стихи, о которых вы говорите, но в массе своей они соответствуют сказаному мною в посте 11.
И стихотворение "Творчество" отнюдь не шедевр, не красота, а красивость, вычурность, вроде фиолетовых рук на эмали.
Есть простой критерий хорошего стихотворения, в нем не возможно заменить одно слово на другое, не потеряв смысла или эмоционального восприятия стиха.
Что изменится в стихотворение, если руки будут не фиолетовые, а ,скажем, лиловые, что в приведенном отрывке значит"звонко-звучная" тишина, чем она отличается от звонкой или звучной. Тоже масло маслянное (тайны... с лаской ластятся (?! и в концовке стиха:
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.

1 Из-за замены "фиолетовый" на "лиловый" изменится картинка, представляемая читателем. Цветопись важна для литературы, потому заменять цвета нельзя без изменения восприятия текста.

2 "Звонко-звучная" тем и отличается от "звонкой" и "звучной", что сочетает в себе сразу два этих признака.

3 Т.к. поэтический язык не является языком рациональным, а целиком направлен на выразительность, многие минусы с точки зрения рационального восприятия текста оказываются плюсами. "С лаской ластятся" - во-первых, усиление, во-вторых, противоречия оно тоже, скорее всего, не несёт, т.к. ласкаться можно и без ласки, ведь ласкания могут осуществляться и без любви к объекту ласкания.

# Анатолий, нет простого критерия хорошего стихотворения как такового. Современники очень ценили Брюсова как мэтра и мастера. Он открыл многие направления и вдохновил многих поэтов. То, что сегодня нам многое не кажется интересным, совсем не значит, что стихотворения у него плохие. У Брюсова были взлеты и падения. Он не только написал очень толковые работы по стихосложению, но и очень толковые работы о Пушкине, много рецензий, эссе. Цветаева и многие другие его читатели очень высоко ценили его роман "Огенный ангел", который был использован Прокофьевым для оперы и который безусловно повлиял на роман Булгакова "мастер и Маргарита".
#14 Замечания очень точно сформулированы: именно этого Брюсов и пытался достигнуть: выйти за рамки рациоанльного.
Кстати, если говорить о языке, то для сравнения можно привести роман Вербицкой 1907 года "Ключи счастья". Это был бестселлер. Читать его сегодня очень сложно, написан он плохим языком с точки зрения современного читателя, но им все зачитывались. По сравнению с ее романом "Огненный ангел" шедевр. Мне кажется, что не стоит забывать о контексте, когда мы даем оценку тому или иному произведению.

Роман:
1.Конечно, фиолетовый и лиловый разные цвета, и цветопись важна для литературы, но слово "фиолетовый" здесь случайно, и без искажения смысла может быть заменено другим цветом.
Попробуй замени синий цвет в стихотворении Бараташвили "Синий цвет"( пер. Пастернака на какой-то другой, и стихотворение потеряет смысл.
2.Разве "звонкая", не включает в себя "звучное", не усиление получается от их соединения, а дурновкусие.
3."ласкаться можно и без ласки, ведь ласкания могут осуществляться и без любви к объекту ласкания."
Если в ласкании без любви нет ласки, то что тогда по вашему ласкание, чем оно отличется от прикосновения.
Согласитесь, что понятие "ласка" применительно к тайнам отдает неким жеманством и режет слух.
Александра, я не точно выразился назвав свое утверждение критерием хорошего стихотворения, но если слова случайны или искуственно созданы, то не может быть хорошего стихотворения.
Согласен, что Брюсов мастер и метр, и "Огненный ангел" шедевр по сравнению с романом Вербицкой, и что современники высоко ставили Брюсова, выше Ахматовой и Цветаевой, даже Мандельштама называли "мраморной мухой", но большое видится на расстоянии и время все расставило на свои места.
Нравятся вам "красные зори", "сплетенные тени","таинственный блеск","багрянный свет","беспощадный луч", "дерзкие думы", "губительные страсти" и прочие красивости и слава богу, поэзия, как извесно, дело вкуса.

Нет, мне такая поэзия не нравится, я ее не читаю для души.... я читаю ее по–другому, пытаясь воспринимать ее как пример символистской поэзии. И весь набор эпитетов воспринимаю как часть символистской поэтики. Кстати, об амбивалентности языка символистов очень хорошо написано у Ханса Леве. Мне кажется, что его книги и по формализму, и по символизму публиковались в России.
Ну, а то, что современники ошибались в своих оценках ... – знаете, это обычная история....ведь так и с Пушкиным было. Посмотрите отзывы на многие произведения, особенно после 1825 года... а современники Цветаевой не особенно ценили ее философские поэмы.... ведь и Ахматова, прослушав "Поэму воздуха", оставила в дневниковых записях очень странную фразу: "Марина ушла в заумь".

1 Т.е. Вы хотите сказать, что, например, "розоватый снег- белый снег-голубой снег-серебристый снег" - это для Вас одно и то же и никакого смысла не меняется при перетасовке прилагательных?

2 Я ни о каком усилении и не писал там.

3 Ласкание ср., Процесс действия по знач. глаг.: ласкать, ласкаться.

ЛАСКАТЬ, -аю, -аешь; несов., кого-что. 1. Проявлять ласку по отношению к кому-н. Л. ребенка. Краски ласкают взор или глаз (перен.: очень приятны для взора. 2. чем. Успокаивать, утешать, обнадеживая чем-н. (устар.. Л. себя надеждой. || сов. приласкать, -аю, -аешь (к 1 знач.. || прил. ласкательный, -ая, -ое (устар. Ласкательная улыбка.

ЛАСКА -и, род. мн. ласк, ж. Проявление нежности, любви, доброе, приветливое, нежное отношение. Материнская л. Расточать ласки.

ПРИКОСНОВЕНИЕ -я, ср. 1. см. прикоснуться. 2. Отношение к чему-н., касательство, причастность (устар.. Иметь п. к ка-каму-н. делу, событию.

ПРИКОСНУТЬСЯ -нусь, -нешься; сов., к кому-чему. Дотронуться слетка, притронуться. П. к руке. Больной не прикоснулся к еде (ничего не съел. Прикоснуться к чужой тайне (перен.. || несов. прикасаться, -аюсь, -аешься. Я к твоим вещам не прикасался (ничего не трогал, не брал. || сущ. прикосновение, -я, ср. П. руки. Легкое п.

Роман:
1. "розоватый снег- белый снег-голубой снег-серебристый снег" - это для Вас одно и то же ".
Не одно и то же. Все определяется контекстом.Например, снег в лучах солнца - серебристый, чистый снег- голубой, а скажем снег, обагренный кровью или в лучах заката - розоватый, может быть и более развернутая метафора снега, например у Мандельштама в стихоторении "медлительнее снежный улей..."; эпитет определяется той задачей, которую поэт ставит, подчеркивая какие-то нюансы своего виденья мира.
Что хотел сказать Брюсов "фиолетовыми" руками ей богу не понимаю.
Очередная красивость, "пир духа" так сказать, как говорил Горбачев, пердуха по русски, извините за грубость.
2."Я ни о каком усилении и не писал там."
Ну не об усилении, а о сочетании якобы разных признаков.
3.Вы сами пишите, что сов. приласкать, означает" проявлять ласку по отношению к кому-н", поэтому, что значит ваше "ласкать без ласки", я так и не понял, хотя ласкать без любви вполне можно.

1 Как Вы объясните цвет домов и улиц на этой картине Ван Гога: http:/ /vkontakte. ru/photo1433072_137004018 ? Или здесь цвет тоже ничего не несёт и его можно заменить на любой другой?

"Что хотел сказать Брюсов "фиолетовыми" руками ей богу не понимаю" - т.е. Вы не понимаете, а Брюсов виноват?

2. Признаки эти разные, были бы они совершенно одинаковыми, выражались бы они через одно и то же слово.

3. Это с точки зрения рационального языка она означает "проявлять ласку". В Брюсовском преломлении оно может означать, во-первых, элементарное усиление, во-вторых, может противопоставляться ласканию без любви. Последнее происходит тогда, например, когда к Вам приходит женщина, которую Вы терпеть не можете (допустим, Ваша мать - бывают же люди, не терпеящие своих матерей?, но Вы должны в силу долга её утешить. И вот Вы её ласкаете физически (по голове гладите, например, но при этом никакой любви и прочих чувств внутренне к ней не испытываете.

Опять же, если Вы считате, что это всё брюсовские нововведения, потрудитесь объяснить, почему в русском фольклоре волк непременно серый (ведь и так ясно, что не зелёный, а солнце непременно ясное (будто оно когда-то бывало другим.

Мне кажется, что в этой дискуссии есть интересный момент, связанный с обсуждением фиолетового цвета. Ведь речь идет о символизме, поэтому и язык, и образы нельзя понимать буквально. Если же пытаться идти по принципу Потебни и думать о том, что в основе языка всегда есть конкретный образ, то это будет полный тупик. Язык гораздо богаче, особенно язык поэзии символистов. Пример с фиолетовым цветом хорошо иллюстрируют условность языка и момент субъективности восприятия. А, кстати, если уж говорить о Мандельштаме, так у него еще больше неясности. Цветаева очень точно это подмечала. У него много нелогичного, многое строится на ассоциациях. А с кубо–футуристической поэзией Елены Гуро вообще все сложнее. Без знания Бергсона трудно понять многие ее приемы.
Но в любом случае поэзия этого периода заставляет задуматься и о языке, и о восприятии мира. Пусть фиолетовые руки сегодня кажутся кому–то безвкусицей, но все равно найдутся всегда читатели, которым это покажется интересным. А во времена Брюсова такие эпитеты были частью экспериментального способа выражения.

"Вы не понимаете, а Брюсов виноват?"
1. Я говорю о своем восприятии, а если вы видите в фиолетовых руках какой-то смысл, в контексте стихотворения, обьясните.
2. Признаки разные, просто, как я уже писал,
"звонкое" включает в себя и "звучное", и поэтому сочетание "звонко-звучное" безвкусица.
3.Ласкание всегда, по определению, происходит с лаской, хотя может быть и без любви,здесь я с вами сосласен; ласкать с лаской тоже, что масло маслянное.
Солнце не всегда ясное, может быть прикрыто,хотя бы частично, тучей или едва заметно в сумерки. Серый волк несет в себе усиление негатива, например, "товарищ, тебе, серый волк."
Больше мне добавть нечего.

Валерий Брюсов

КОНЬ БЛЕД
И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть.
Откровение, VI, 8

1

Улица была - как буря. Толпы проходили,
Словно их преследовал неотвратимый Рок.
Мчались омнибусы, кебы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
Вывески, вертясь, сверкали переменным оком
С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;
В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком
Выкрики газетчиков и щелканье бичей.
Лили свет безжалостный прикованные луны,
Луны, сотворенные владыками естеств.
В этом свете, в этом гуле - души были юны,
Души опьяневших, пьяных городом существ.

2

И внезапно - в эту бурю, в этот адский шепот,
В этот воплотившийся в земные формы бред,-
Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,
Заглушая гулы, говор, грохоты карет.
Показался с поворота всадник огнеликий,
Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.
В воздухе еще дрожали - отголоски, крики,
Но мгновенье было - трепет, взоры были - страх!
Был у всадника в руках развитый длинный свиток,
Огненные буквы возвещали имя: Смерть...
Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,
В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

3

И в великом ужасе, скрывая лица,- люди
То бессмысленно взывали: "Горе! с нами бог!",
То, упав на мостовую, бились в общей груде...
Звери морды прятали, в смятенье, между ног.
Только женщина, пришедшая сюда для сбыта
Красоты своей,- в восторге бросилась к коню,
Плача целовала лошадиные копыта,
Руки простирала к огневеющему дню.
Да еще безумный, убежавший из больницы,
Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:
"Люди! Вы ль не узнаете божией десницы!
Сгибнет четверть вас - от мора, глада и меча!"

4

Но восторг и ужас длились - краткое мгновенье.
Через миг в толпе смятенной не стоял никто:
Набежало с улиц смежных новое движенье,
Было все обычном светом ярко залито.
И никто не мог ответить, в буре многошумной,
Было ль то виденье свыше или сон пустой.
Только женщина из зал веселья да безумный
Всё стремили руки за исчезнувшей мечтой.
Но и их решительно людские волны смыли,
Как слова ненужные из позабытых строк.
Мчались омнибусы, кебы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
Июль-декабрь 1903-1904

Я поместила стихотворение, которое произвело сильное впечатление на современников. Это пример урбанистической поэзии. Прекрасно видно из этого примера, у кого учился Маяковский.
Но вот Анатoлий указал еще и на то, что брюсовская поэзия как бы близка прозе. Это интересное наблюдение, но опять–таки это связано с очень субъективной позицией формалистов, восходящей к статье Якубинского 1915 года, в соответствие с которой считается, что язык в поэзии более экспрессивный, чем язык повседневной жизни. Тынянов пытался говорить об особом положении слов в стихах, но полной ясности и у него нет.

1. А что, формирование цветовой гаммы стихотворения - бессмыслица для Вас, которая ничего не несёт? Эдак всю живопись, где цвету придаётся порой решающее значение, можно под нож пустить.

2. Каким образом оно включает?

3. Масло масляное там только с точки зрения рационального восприятия языка стихотворения может быть. Серый волк, опять же, в русских сказках выступает часто помощником - причём тут негатив?

У Хлебникова тоже есть строки:

Облакини плыли и рыдали
За далёкими далями далей.

Однако никакого безвкусия здесь нет - это прекрасная поэзия.

Формалисты, в частности Тынянов, по-моему, говорили о том, что как такового особого поэтического языка нет, просто с ходом истории некоторые языковые средства начинают осознаваться как особенные. Он приводил в качестве примера то, что, например, заумь всегда встречалась и в повседневной речи, однако в начале двадцатого века этот приём стал осознаваться как особенный, что и проявилось в творчестве, например, Хлебникова. При этом в последующие эпохи одни приёмы "стираются", и выходят на их место другие.

Юрий Tынянов "Литературный факт":
"Конструктивным фактором поэзии является ритм. Отправной точкой при выяснении этого вопроса явился подход к стиху как звучащему. В декламации, как обнаружении стиха, просматривались две тенденции: в одной проявлялась собственно ритмическая потребность, в другой - преимущественный интерес к содержанию, принуждавший к постоянному уничтожению ритмического принципа. Вторая, смысловая фразировка, не совпадавшая с ритмовой, делала ритм излишним, мешающим началом, поэзия оказывалась ухудшенной прозой. Уничтожение ритма как главного, подчиняющего фактора приводит к уничтожению специфичности стиха и этим лишний раз подчеркивает его конструктивную роль. Вместе с тем ритм гораздо шире акцентной основы (метра. [....]
Единство ряда обуславливает особо тесное взаимодействие между объединенными в нем словами - тесноту стихового ряда. Единство и теснота ряда перегруппировывают семантико-синтаксические связи и членения, так что решающую роль приобретает система взаимодействия между тенденциями стихового ряда и грамматического единства; слово, будучи результантой двух рядов, словом речевым и словом метрическим, динамизируется (усложняется, становится затрудненным; то же можно сказать и о предложении. Конструктивный принцип прозы - преобладание в ней семантического назначения речи, коммуникативность. "

Юрий Тынянов, "О литературной эволюции":

"Существование факта как литературного зависит от его дифференциального качества (т. е. от соотнесенности либо с литературным, либо с внелитературным рядом, другими словами — от функции его.
То, что в одной эпохе является литературным фактом, то для другой будет общеречевым бытовым явлением, и наоборот, в зависимости от всей литературной системы, в которой данный факт обращается.
Так, дружеское письмо Державина — факт бытовой, дружеское письмо карамзинской и пушкинской эпохи — факт литературный. Ср. литературность мемуаров и дневников в одной системе литературы и внелитературность в другой".

"6. Строго говоря, вне соотнесенности литературных явлений и не бывает их рассмотрения. Таков, напр., вопрос о прозе и поэзии. Мы молчаливо считаем метрическую прозу — прозой и неметрический верлнбр — стихом, не отдавая себе отчета в том, что в иной литературной системе мы были бы поставлены в затруднительное положение. Дело в том, что проза и поэзия соотносятся между собою, есть взаимная функция прозы и стиха. (Ср. установленное Б. Эйхенбаумом взаимоотношение развития прозы и стиха, их корреляцию.
Функция стиха в определенной литературной системе выполнялась формальным элементом метра.
Но проза дифференцируется, эволюционирует, одновременно эволюционирует и стих. Дифференция одного соотнесенного типа влечет за собою или, лучше сказать, связана с дифференцией другого соотнесенного типа. Возникает метрическая проза (напр., Андрей Белый. Это связано с перенесением стиховой функции в стихе с метра на другие признаки, частью вторичные, результативные: на ритм как знак стиховых единиц, особый синтаксис, особую лексику и т. д. Функция прозы к стиху остается, но формальные элементы, ее выполняющие,— другие.
Дальнейшая эволюция форм может либо на протяжении веков закрепить функцию стиха к прозе, перенести ее на целый ряд других признаков, либо нарушить ее, сделать несущественной; я подобно тому как в современной литературе малосущественна соотносительность жанров (по вторичным, результативным признакам, так может настать период, когда несущественно будет в произведении, написано ли оно стихом или прозой."

Формирование цветовой гаммы не бессмыслица, просто она определяется контекстом стиха, также как и выбор красок художника не случаен и что-то означает.
Картина художника может нравиться или нет, в зависимости от выбранных красок, и стих может нравится в зависимости от использованных тропп и красок, мне фиолетовые руки не нравятся, вам нравятся и слава богу, о вкусах не спорят.
Хлебников прекрасен, спасибо за приведенные строки. Звукопись
"За далёки далями далей", подчеркивает движение облаков и в то же время небесный простор.
Я же не против самих поэтических приемов, средств поэтической речи, просто во всем нужна мера и смысл, которое определяется одним - языковым чутьем, я бы сказал языковым голодом на вкус, цвет, запах, и что хорошо в одном , плохо в другом.

Тынянов "Литературный факт":
"Но зато могут выступить определяемые теснотой ряда "колеблющиеся" признаки значения. Так бывает с именами собственными, не имеющими основного признака значения, но эмоционально-стилистически окрашенными - особенно у Мандельштама. Символисты, употребляя слова вне их связи и отношения к основному признаку значения, добивались необычайной интенсивности колеблющихся признаков, которые, сильно окрашивая основные, являются общим семантическим фоном.

В кабаках, в переулках, в извивах,
В электрическом сне наяву,

как бы обычное начало, с использованием ассоциативного сгущения значения (слово "извивы" представляет целую группу "извивы улиц", будучи как бы заражено соседством другого слова, при этом утрачивает отчасти основной признак значения, приобретает значение группы, подготавливает к семантическому строю следующей строки, где эпитет "электрический" и определяемое "сон" не связаны по основному признаку; в результате их взаимодействия возникает кажущаяся семантика группы и обоих слов, а при воссоединении группы со следующим "наяву" частично обновляется оксюморон "сон наяву" из-за изменений в слове "сон". Колеблющиеся признаки значения настолько интенсивны, что позволяют нам пройти этот ряд и обратиться к следующему, как будто мы знаем, в чем дело."

Работа Тынянова о литературной эволюции к данному вопросу не имеет никакого отношения. Мы ведь говорим о конкретном произведении Брюсова, то есть рассматриваем его в синхронном, а не диахронном разрезе. (У Соссюра об этом хорошо сказано. Анатолий совершенно правильно говорит о мере, кстати. У Брюсова стремление к интенсивности и к созданию впечатления о колебании признаков, действительно, часто бывает чрезмерным. И здесь уже дело вкуса. А "фиолетовые руки" в обсуждаемом нами тексте знак интенсивности признака. Здесь функция цвета в стихотворении имеет больше семантического значения, чем сам цвет.

"в соответствие с которой считается, что язык в поэзии более экспрессивный, чем язык повседневной жизни" - я в связи с этим привёл цитаты из работы Тынянова, а здесь они вполне уместны, на мой взгляд.

Что касается цвета, то не соглашусь, т.к.:

1 В восприятии читателя название цвета однозначно ассоциируется именно с цветом в первую очередь (без учёта влияния соседних слов.

2 Слово "фиолетовые" стоит не только в начале стиха, но и в начале строфы - т.е. это сильное, если не сильнейшее место, а потому здесь нужно говорить скорее о доминантном влиянии этого слова на последующие, нежели об обратном.

Тынянов "Литературный факт":
"Итак, конструктивная роль ритма сказывается в деформации семантического момента. Что же касается образа, то он, не являясь конструктивным фактором поэзии, имеет в ней специфическую, отличную от прозы функцию. Слово поэзии, являясь членом сразу двух рядов, - сукцессивно. "Развертывание материала" в поэзии поэтому также идет сукцессивным путем, и здесь образ - своим отрывом от предметности и возникновением колеблющихся признаков за счет основного, моментом семантического осложнения - является специфической формой развертывания стихового материала."
Практически, "фиолетовые руки " в стихотворении Брюсова усиливают момент остраненности, отрыва слова от предметности. И вот здесь можно, действительно, говорить об излишней искусственности языка Брюсова. Можно ли это назвать красивостью или нет — это уже другой разговор.

А вопрос о восприятии цвета очень субъективен, и это понимал сам Брюсов. Он не "закладывал" в свой текст один механизм прочтения. Я говорю только об этом тексте. Фиолетовость образа его вызывает целую гамму ассоциаций лично у меня. Тем более в сочетании с эмалевым образом. Мне даже кажется, что здесь налет эстетики "Мира искусства"... то, что Анатолий, видимо, определяет как жеманность языка.

Стихотворение о "огне ликом всаднике" ужасно.
Можно ответить только цитатой от туда- "этот воплотившийся в земные формы бред".
Иррационнальное мышление, ассоциации и поэтическая безвкусица разные вещи. Первое есть следствие особенности поэтического восприятия мира, а второе- свидетельство отсутствия чувства языка, который и есть строительный материал для поэзии.
Даже плохой поэт может найти своих читателей среди современников, но это ничего не значит. Так было во времена Пушкина с Венедиктовым и Кукольником, с Надсоном, с сонмом советских поэтов, о которых мало кто помнит.
Что касается неясностей и иррационализма у Мандельштама, то приведу мнение на этот счет мнение С. С. Аверинцева:.
"Мы - смысловики", - говорил поэт, и слово это явно не брошено наобум. Его обеспечивает исключительная цепкость, с которой ум поэта прослеживает, не отпуская, одну и ту же мысль, то уходящую на глубину, то выступающую на поверхность, ведет ее из стихотворения в стихотворение, то так, то эдак поворачивает в вариантах. Его обеспечивает высокая степень связности, которую открывают пристальному взгляду самые, казалось бы, шальные образы и метафоры, если не лениться рассматривать их в "большом контексте". Но тот же поэт сказал о "блаженном, бессмысленном слове", и очевидно, что иррациональное начало в его поэзии не может быть сведено на нет никаким умным толкованием. Что во всем этом отличает Мандельштама от всесветного типа поэта XX века, так это острое напряжение между началом смысла и "темнотами". Это не беспроблемный симбиоз, в котором эксцессы рассудочности мирно уживаются с эксцессами антиинтеллектуализма. Это действительно противоречие, которое "остается глубоким, как есть". И установка "смысловика", и жизнь "блаженного, бессмысленного слова" остаются, оспаривая друг друга, неожиданно меняясь местами.
Поэтому Мандельштама так заманчиво понимать - и так трудно толковать."
Вчитываясь в мандельштамовские строчки мы как бы обогощаем себя, чего не скажешь, читая "звонко-звучные" строки о фиолетовых руках на эмали.

Анатолий, откройте, пожалуйста, отдельную тему о Мандельштаме. Все, что Вы пишите, гораздо интереснее Аверинцева, с которым я часто не соглашаюсь при том, что многие его оценки нахожу очень полезными. В 1992 или 93 м году я была на его лекции, когда училась в Лондонском университете, он говорил долго и очень занудно о Мандельштаме и Цветаевой. И все время говорил о том, что у Мандельштама в стихотворении, посв. Цветаевой, чистая духовность и что в Цветаевой он ценил обожествление своего образа. На мой вопрос, что же делать со строчками "не отрываясь целовала", ведь в них явно намек на эротику, Аверинцев сказал, что Мандельштам здесь имел ввиду, что так целуют икону...
А то, что Вы пишите, меня очень давно интересует в связи с музыкой Елены Фирсовой. У нее несколько интереснейших вокальных произведений на стихи Мандельштама, и она мне сказала, что это ее любимый поэт и что она пишет музыку так, как Мандельштам писал стихи. Музыка у нее сложная и часто построена на необычных ситуациях. То, что Вы пишите о напряжении между смыслом и темнотами, мне очень интересно, потому что в музыке Фирсовой присутствует такой же прием. Давайте поговорим об этом отдельно.

ЮНОМУ ПОЭТУ

Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее - область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.

Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.

ФУТУРИСТИЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

Монетой, плохо отчеканенной,
Луна над трубами повешена,
Где в высоте, чуть нарумяненной,
С помадой алой сажа смешана.

Стоят рядами вертикальными
Домов неровные зазубрины,
По стенам — бляхами сусальными,
По окнам — золотом разубраны.

Вдоль улиц червяки трамвайные
Ползут, как узкими ущельями,
И фонари, на нити тайные
Надеты, виснут ожерельями.

Кругом, как в комнатах безвыходных,
Опризрачены, люди мечутся,
В сознаньи царственном, что их одних
Ночные сны увековечатся.

И крик, и звон, и многократные
Раскаты, в грохоте и топоте,
И тонут, празднично-закатные,
Лучи в нерастворимой копоти...

О закрой свои бледные ноги

Просто обожаю его "Офелию"
Ты не сплетала венков Офелии,
В руках не держала свежих цветов....
Помню,даже первый раз еле прочитала его на публике..Читала,сдерживая слезы,а мое тело била неистовая дрожь...

Ольга Комарова,спасибо большое за Гиппиус и Цветаеву!!

Обожаю, Брюсова.......шикарен... и в поэзии и в прозе...

Не люблю Брюсова, честно и открыто, максимум пара стихотворений нравится. У нас все на экзамене просто молились, чтобы он не достался

ВЕСНА

Белая роза дышала на тонком стебле.
Девушка вензель чертила на зимнем стекле.

Голуби реяли смутно сквозь призрачный снег.
Грезы томили все утро предчувствием нег.

Девушка долго и долго ждала у окна.
Где-то за морем тогда расцветала весна.

Вечер настал, и земное утешилось сном.
Девушка плакала ночью в тиши,- но о ком?

Белая роза увяла без слез в эту ночь.
Голуби утром мелькнули - и кинулись прочь.

Очень нравится Брюсов и в особенности это стихотворение.
ТЕНИ.
Сладострастные тени на темной постели окружили, легли, притаились, манят.
Наклоняются груди, сгибаются спины, веет жгучий,
тягучий, лухой аромат.
И, без силы подняться, без воли прижаться и вдавить свои пальцы в округлости плеч,
Точно труп наблюдаю бесстыдные тени в раздражающем блеске курящихся свеч;
Наблюдаю в мерцаньи колен изваянья, беломраморность бедер, оттенки волос...
А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает тела
в разноцветный хаос.
О, далекое утро на вспененном взморье, странно-алые краски стыдливой зари!
О, весенние звуки в серебряном сердце и твой
сказочно-ласковый образ, Мари!
Это утро за ночью, за мигом признанья, перламутрово-чистое утро любви,
Это утро, и воздух, и солнце, и чайки, и везде -
точно отблеск улыбки твои!
Озаренный, смущенный, ребенок влюбленный, я бессильно плыву в безграничности грез...
А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает мечты в разноцветный хаос.

Брюсов математически выверен.Стихи запоминаются легко.Несколько холодноват, но... прелесть своя есть.

Какая прелесть? Эротика? Так всем известно, что ранний Брюсов ею баловался беспробудно, что в жизни, что в поэзии.

Какая прелесть? При чем здесь эротика? Стихотворение "Эта тихая ночь..." или " И снова дрожат они, грезы бессильные..." разве не удивительны?.. А "Я не был на твоей могиле"?.. Каждый видит то, что видит...

Хороши филосфско-исторические вещи Брюсова, на мой взляд, к примеру:

ЗВЕНО В ЦЕПЬ
И в наших городах, в этой каменной бойне,
Где взмахи рубля острей томагавка,
Где музыка скорби лишена гармоний,
Где величава лишь смерть, а жизнь – только ставка;
Как и в пышных пустынях баснословных Аравий,
Где царица Савская шла ласкать Соломона, –
О мираже случайностей мы мечтать не вправе;
Все звенья в цепь, по мировым законам.
Нам только кажется, что мы выбираем;
Нет, мы все – листья в бездушном ветре!
Но иногда называем мы минуты – раем,
Так оценим подарок, пусть их всего две-три!
Если с тобой мы встретились зачем-то и как-то,
То потому, что оба увлекаемы вдаль мы;
Жизнь должна быть причудлива, как причудлив кактус;
Жизнь должна быть прекрасна, как прекрасны пальмы.
И если наши губы отравлены в поцелуе,
Хотя и пытаешься ты порой противоречить, –
Это потому, что когда-то у стен Ветилуи
Два ассирийских солдата играли в чет и нечет.
4 марта 1921

Подскажите пожалуйста в каком сборнике Брюсова можно найти стихотворения "Записка самоубийцы" и "Я люблю другого"?

"Пока выкипячивают, рифмами пеликая,
Из любвей и соловьёв какое-то варево,
Улица корчится безъязыкая -
Ей нечем кричать и разговаривать. "

№49.Это не Брюсов.Это Маяковский."Облако в штанах"

Брюсов гений

ПОСВ. ***

Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.

И бывший друг пришел к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу.

Сабанеев Л. Л.
Воспоминания о России. [Составление, предисловие
Т. Ю. Масловская. Комментарии С. В. Грохотов]— М.: Классика-ХXI, 2005.

Брюсова я узнал раньше, но знал его гораздо меньше и поверхностнее. Мое самое раннее впечатление от него: Брюсов-студент в сюртуке с синим воротником у Танеева, моего профессора, еще совсем молодой, но, в сущности, почти такой же, как и потом. И голос его тогда был тот же: сочный, смакующий баритон, который его поклонники уподобляли «орлиному клекоту» [087]. Впрочем, надо ему отдать справедливость: стихи — и свои и чужие — он читал превосходно, не по-актерски, а по-«поэтски», не разрушая ритма экспрессией.
Потом я его часто видал в годы его «управления поэзией», часто с ним говорил, но не сближался никогда. В наружности его, в противоположность «солнечному» Бальмонту, «магическому» В. Иванову и безумному Белому, не было ничего поэтического — обычная наружность интеллигента. Скорее всего он походил на «приват-доцента». Опасаюсь, что и внутри у него не много было поэзии... но это уже другой вопрос. Он был «книжник и фарисей» от поэзии, как его звал С. А. Поляков, теоретически он должен был быть «демоничен», но на самом деле в нем было нечто не демоническое, а скорее «фармацевтическое», и, быть может, в связи с этим возглавлявшийся им Литературно-художественный кружок оказался переполненным именно фармацевтами [088]. Его сильно скуластое, темное лицо имело не русский, а какой-то «инородческий» тип. С. Поляков звал его «цыган-конокрад из Лебедяни». В нем был научный дух и научная усидчивость — я думаю, что он мог бы быть хорошим ученым. Даже и те «миги», которые символисты любили «ловить», он ловил как-то «по-научному», словно на предмет исследования, вроде насекомых. Меня от него отвращала его абсолютная антимузыкальность. Помню, как-то в «Лит.-худ. кружке» он сделал мне такое признание:
— Для меня решительно все равно — симфония Бетховена или бить в медные тазы...
И это говорилось, как все у него, многозначительно и уверенно, как будто это «все равно». А его сестра. Надежда Яковлевна, похожая на него скуластостью и многозначительностью своей речи, как на смех была музыкантшей, не бог весть какой, но все же всю жизнь провела с музыкой, к которой, впрочем, относилась тоже «научно», как ее брат к поэзии.
При водворении на Руси большевиков Брюсов немедленно записался в партию. «Понял — мы в раю»,— писал он в те годы [089]. Однако карьеры в раю он не сделал, был объявлен «несозвучным» современности. Очевидно, музыкальный слух изменил ему и на этот раз.

Какая прелесть? Эротика? Так всем известно, что ранний Брюсов ею баловался беспробудно, что в жизни, что в поэзии.

И правильно делал

Не надо ничего заменять.
Критерий оценки? Любой поэт оценивается по самому лучшему из всего им рожденного.
А "проходные" стихи есть у каждого.

Доброго времени суток, коллеги "брюсисты"! Если в этой теме (и в этой группе еще есть кто-нибудь живой и кто-нибудь, кто действительно по-настоящему любит творчество Брюсова, то слушайте, у меня есть предложение.

Сначала - вот, одно из моих любимых стихотворений у Брюсова.

ЗИМНЕЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ К МОРЮ

Я скорей тебя увидел снова,
Чем я ждал, простор соленых вод,
Но как грустно, грозно и сурово
Ты влачишь валы на твердый лед!

Набегает черный вал с разбега,
Белой пены полосой повит,
На предел белеющего снега, -
И покорно стелется, разбит.

Облака, как серые громады,
Медленно над далями плывут,
Словно эти дымы моря - рады
Отдохнуть, свершив свой летний труд.

Рыжих сосен поросли на дюнах
Ждут, когда наступит черный мрак,
Вспыхнут огоньки на мерзлых шкунах,
Завращает красный глаз маяк.

Здравствуй, море, северное море,
Зимнее, не знаемое мной!
Новое тебе принес я горе,
Новое, не бывшее весной!

Успокой, как летом, и обрадуй
Бесконечным ропотом валов,
Беспредельной сумрачной усладой
Волн, идущих сквозь века веков!

Под этим стихотворением обозначены место и дата написания - "Эдинбург II, 18 декабря 1913". Так вот - я хочу заняться "литературным туризмом" - отметить столетие со дня написания этого стихотворения в месте его написания. Эдинбург II - это не в Шотландии, как можно было бы подумать, это в Латвии, под Ригой. 18 декабря 1913 года - это по новому стилю 31 декабря.

Собственно, вот, я хочу это сделать. Если вдруг вас вдохновила идея - присоединяйтесь.