Проза

ну давайте...только нужно решить: говорим мы о прозе поэтом вообще или же о воспоминаниях, или же только о художественной прозе...

Давайте брать и мемуары и худ. произведения!

ну проза серебряного века это обсуждать и обсуждать чего только стоит роман Белого "Петербург"! или, например, замечательные статьи Маяковского (напр., о живописи, Мандельштама (о Вийоне, Данте...потом Великая "Повесть о Сонечке" Марины Цветаевой, нечто необыкновенное!! плюс проза Велимира Хлебникова (и статьи, и особенно его прозаические миниатюры и экспериментальные штучки...ко всему прочему Мережковский (некоторые идеи, напр., Лермонтов через Ницше......
...эххх! наговоримсяхаррошая тема!

=О, я вижу вы в курсе!

а Вам что из прозы Серебряного века нравится больше?

Денис, как сказать... Я люблю отдельно Сологуба, так сказать "моя темка", читала очень многое, я здесь уже ранее писала, что готовила исследовательскую по "Мелкому Бесу", вообще все его творчество разбираю. Люблю мемуары и критику Гиппиус. Кстати, нравятся мемуары Теффи, Северянина. Мережковского читала интересующие меня критические статьи и статью о декадансе, Белого, Бальмонта. Плохо знакома с прозой Мандельштама

вот мемуары Теффи и Северянина не читал...очень было бы интересно почитать исследовательскую по Сологубу...и вообще очень мало знаю о декадансе, причем эстетика оного мне очень нравится, но, к сожалению, знаю о нем немного...

даже неловко влезать в такую уже почти преватную беседу но можно я со своей любимой ахматовой? я читала некоторые её статьи, но больше всего мне из них понравилась про мадельяни.
а ещё, если всё-таки о художественной... но это ладно.

Евгения, а я вот не читала, к своему стыду. ее прозу. Расскажите!

Денис, ну с декдансом вас познакомит следующий сайт - decadence.ru
Хорошо сделан, там и графика и стихотворения и атмосфера. Я раньше очень увлеклась, практически жила им, скажу вам честно. Но теперь поняла, что этот мир полный разочарования, тоски и порочности, не для меня.
И, так на всякий случай, не зря есть книга "Игры в декаданс", не увлекайтесь сильно, затягивает, да и душу отнимает. Не увлекайтесь этими играми, так сказать... Не могу вам объяснить, Денис, просто будте аккуратнее..
Прямо мистика какая-то!

А насчет Сологуба. Выложу кусочек сюда.

Естественно все не выложить. Выложу только части автореферата, НЕ исследовательской, она большая. =

Автореферат

Творческая История романа Федора Сологуба “Мелкий бес”

“А ведь большому писателю всегда приходится протащить своих героев через себя. И Шекспир протащил через себя Лира, и я, конечно, протащил через себя Передонова”, заметил однажды Федор Сологуб. Подлинное значение этого признания открывается лишь при осмыслении жизненного и творческого пути автора “Мелкого Беса”.

В этой работе я поставила перед собой цель, отразить творческую историю романа “Мелкий бес”. Что же означает “творческая история”? Это не только последовательное изложение событий сопутствующих и предшествующих написанию романа, но это также и осмысление творческого пути автора от его первых “допетербургских” произведений к непосредственно самому роману, сквозь призму биографических данных, оказавших огромное влияние на все творчество Сологуба.

Условно мой реферат поделен на три части: Предыстория, в которой представлены биографические материалы и разбор ранних произведений Сологуба; История художественного замысла “Мелкого беса” - основная часть реферата, в которой предоставлены материалы о происхождении романа, его героях и событиях, и Ранняя редакция (главы не изданные, то есть подвергнутые в последствии личной цензуре Сологуба.

Итак, начну:

Федор Сологуб родился в Петербурге в семье портного. Отец писателя – Кузьма Афанасьевич Тетерников происходил из крепостных. Кузьма умер от туберкулеза, когда сыну Федору было четыре, а дочери Ольге – два.
Мать писателя, Татьяна Семеновна, крестьянка, после смерти мужа заняла место прислуги в доме Агаповых, в котором прошли детство и юность Феди Тетерникова. В семье царили беспросветная нищета и диктат матери. Татьяна Семеновна по отношению к детям была строга и взыскательна до жестокости, наказывала за каждую оплошность, за каждое прегрешение, вольное или невольное: ставила в угол на голые колени, прибегала к розгам – за грубость, за шалости, за опоздание в исполнении поручений, за испачканную одежду.
Атмосфера насилия и угнетения, в которой воспитывался мальчик, серьезно повлияла на его психику. Суровым обращением мать стремилась привить сыну христианские добродетели – покорность и смирение, приготовить его к тяготам жизни простолюдина. Постепенно он пришел к мысли, что наказание необходимо для него, что частые незаслуженные страдания укрепляют его волю и характер. Он стал стремиться к унижению и боли, провоцировал мать наказывать его, что в конечном результате привело к развитию у него садо-мазохического комплекса, впоследствии сказавшегося в творчестве.
Близкое участие в воспитании Федора принимала Галина Ивановна Агапова. Агаповы были люди интеллигентные, интересовались театром и музыкой; отношения с ними были сердечные; мальчика Федора приютила сама старушка Агапова, которую ребенок называл бабушкой. У Агаповых был абонемент в оперу, и мальчику часто давали билет, если кто-либо из семьи не мог пойти. Таким образом Федор культурно обогащался.
Судьба одаренного мальчика Феди Тетерникова складывалась как будто благополучно: его природные способности к гуманитарным наукам и внутренний артистизм получили поддержку и поощрение. Вместе с тем с детских лет он испытывал постоянное унижение от своего двойственного положения – “кухаркин сын”, “между слуг и господ”.
Обстановка “мещанско-кухарочной” жизни вызывала у юного Сологуба бурный протест – он погружался в мир грез и мечтаний о другой жизни, далекой от угнетавшей его обыденности, создавал свой “таинственный мир”. Он рано обнаружил незаурядные способности к учению, любовь к чтению и театру, а с двенадцати лет увлекся писанием стихов.
Агаповы посоветовали Татьяне Семеновне дать сыну образование. После окончания городского училища он поступил в Санкт-Петербургский учительский институт, (где занимался хорошо и шел в числе первых: работы и сочинения его по словесности и литературе считались лучшими из которого в 1882 году вышел преподавателем для народных училищ и впоследствии в течение 25 лет не оставлял службы.

После окончания института Сологуб получил место учителя и следующие десять лет провел в провинции: в Крестцах Новгородской губернии (1882–1885, Великих Луках (1885-1889, Вытегре (1889–1892. Татьяна Семеновна и Ольга Кузьминична последовали за ним. Жизнь русского захолустья, где, по определению Сологуба, все “все обычное становится ужасным, все ужасное - обыкновенным”, дала ему богатый материал для романов и рассказов.
Карьера молодого учителя и его жизнь в провинции складывались неблагоприятно и безрадостно. Провинция и служба в ней кишат интригами, Сологуб это видел всегда и пытался бороться. Столкновения с начальством сопутствовали писателю везде – в Крестцах, Вытегре, Великих Луках: то он отказался в день коронации императора пропеть с учениками перед домом почетного смотрителя гимн “Боже, Царя храни”, то выбрал для награждения учеников слишком светские книги, редко посещал церковь, шел вразрез с мнениями и желаниями начальства, отказался дать фальшивые показания и тем самым оправдать угодного директору учителя, обвиненного в изнасиловании девочки (этот сюжет лег в основу первого романа Сологуба “Тяжелые сны”, не подписал “липовые” постановления и акты педагогического совета, сообщил в Учебный округ о своих конфликтах с директором и т.п.
Однако напряженная атмосфера сопутствовала Сологубу не только в стенах школы, но и в домашнем кругу. Несмотря на приличный возраст мать считала нужным сечь Сологуба прилюдно, при его учениках.
После смерти матери Татьяны Семеновны Ольга Кузьминична стала соучастницей психофизической жизни брата. В “Канве к биографии” Сологуб отметил: “1894–1897. Сестра. Секла дома и в дворницкой, в участке…”.
Жестокие телесные истязания вносили в жизнь Сологуба элемент экстремальности. Переживание острой физической боли на короткое время высвобождало его из плена серой обыденности и давало ему сознание собственного превосходства над жалким провинциальным бытием, доставлявшем ему не меньше страданий и унижений, чем порки и притеснения со стороны матери.
В эти годы Сологуб осознал, что противостоять косности, варварству и обывательской идеологии он сможет лишь при помощи знаний, а спасаться от безобразия жизни – творчеством.
Сологуб усиленно занялся самообразованием: прошел основы психиатрии, курсы психологии, биологии, анатомии, истории философии и религии, западноевропейской литературы, начал изучать французский язык и пробовать силы в переводе с немецкого и французского. В эти годы (1882–1892 он написал несколько сотен стихотворений (из который лишь единичные были позднее опубликованы и роман “Тяжелые сны”, в ранней редакции.
Более всего в период затянувшихся “тяжелых снов” Сологуб мечтал вернуться в Петербург, где, по его мнению, должно было осуществиться его призвание.. Летом 1891 года он гостил у сестры в Петербурге, познакомился с Минским и показал ему свои стихотворения. Между поэтами завязались дружеские отношения, Сологуб был приглашен печататься на страницах “Северного вестника”, издававшегося Гуревич и Волынским; Минский входил в круг ближайших сотрудников журнала. После возвращения в Вытегру желание начинающего писателя вырваться из “медвежьего угла” и обосноваться в Петербурге стало еще более определенным. Все же осенью 1892 года Сологуб вернулся в Петербург и вскоре занял должность учителя в Рождественском городском училище. Мечта профессионально заниматься литературным трудом после долгих лет одиноких творческих поисков и пребывания вне культурной среды наконец обрела реальные очертания. Закончился долитературный период его писательской биографии.

Роман “Тяжелые сны”, над которым Сологуб работал десять лет (1882–1892, являлся для него обобщением жизненного опыта и одновременно высшим творческим достижением допетербургского периода. В “Тяжелых снах” вполне определились темы и проблемы, характерные для его прозы в целом, обозначились доминанты авторского стиля и эстетические приоритеты, остававшиеся также существенными в период работы над “Мелким бесом”.

Оба романа создавались на стыке культурных эпох и получили многоплановую эстетическую ориентация, одновременно сопряженную с реалистической традицией, натурализмом и символизмом. Об эстетических предпочтениях автора 1880–1890-е годы отчасти позволяет судить составленный им в 1888 году трактат “Теория романа”, в котором он изложил представления о центральном жанре века. Трактат создавался под непосредственным воздействием эстетических взглядов Эмиля Золя (его произведения названы в сочинении образцовыми, наряду с творениями Шекспира и Гомера.
В ключевых позициях “Теории романа”, за немногим исключением, Сологуб старался следовать избранному авторитету. Суждения Сологуба соотносятся с основными положениями литературных манифестов Золя – с требованием предельно точного и бесстрастного воспроизведения действительности, строгим детерминизмом все изображаемых явлений, теорией среды, глубоким интересом к наследственности и подсознательным психическим процессам, требованием расширить тематику произведений, изображением неприятных сторон жизни и др.
Вместе с тем в своем неопубликованном трактате автор допустил некоторые отступления от доктрины натурализма, которые имели серьезные последствия в его творчестве. По мнению Золя, натура не нуждается в домыслах, ее нужно воспринимать такой, какая она есть, ни в чем не изменяя ее. Сологуб же считал иначе, он верил в присутствие в мире тайны – стихийных сил, во власти которых прибывает душа человека. В его бумагах сохранилась специфическая запись: “Правда – Сущее – от нас скрыто, и Переходящее – Ложь – это и есть наш мир. Идеализм – заблуждение, но реализм – двойное заблуждение”. Так же в “Теории романа” причудливо сочетались разнородные эстетические тенденции. Одна из них напрямую связана с натурализмом; другая же приоткрывала пути к символистской эстетике (в 1890-е годы она получила оформление и обоснование в программной статье “Не постыдно ли быть декадентом”. В художественной прозе Сологуба 1880-1890-х годов можно проследить те же тенденции.
В основе “Тяжелых снов”, “Мелкого беса” и рассказов 1890-х годов лежат невымышленные истории и факты, основные персонажи его произведений, как правило, имели прототипов в действительности, а сюжеты восходили к реальным событиям.

Проза Сологуба 1890-1900-х годов насыщена сценами самоубийств, убийств, безумия, извращенных эмоций, насилия, сексуальных пороков.

Роман “Тяжелые сны” Сологуб заканчивал в Петербурге, в близкой ему по духу творческой среде. Очевидно, он поправлял текст под влиянием воспринятых им новых этических идей, популярных в литературном окружении журнала “Северный Вестник”. Писатель быстро сблизился с авторами и редакцией журнала и вскоре стал его постоянным сотрудником (Н. Минскому и А. Волынскому он обязан появлением псевдонима – Федор Сологуб, так как фамилия Тетерников показалась им непоэтичной.

События романа разворачиваются в уездном городке, в котором за неимением средств, вынужден служить учитель Василий Маркович Логин. Служба ему ненавистна, жизнь русского захолустья вызывает у него раздражение, презрение. Логин предстает мучеником, осужденным видеть только “непрерывное зло жизни” – бесцельной, нелепой, глупой, дикой, злой, больной, мертвой. Сологуб намеренно играет этими словами на каждой странице, ведь весь мир в его представлении лишь “зеркало злой воли”.
Логин буквально заключен в магический круг зла. Герой тяжелых снов находится на пороге здоровья и психического расстройства. Угнетенная психика Логина едва сдерживает напор извращенных инстинктов: не без усилия над собой он преодолевает запретное влечение к Леньке – мальчику, которого он взял на воспитание; его томит сладострастное желание мучить и истязать Анну. В этой непосильной борьбе его сознание ослабевает, и он совершает зверское преступление – убивает Мотовилова. Картины “тяжелых снов”, галлюцинаций и кошмаров Логина были исполнены Сологубом с художественным мастерством и психологической достоверностью. Работа над романом являлась подготовкой к созданию образа Передонова, преемственного по отношению к Логину. Оба героя переживают отсутствие душевного равновесия, ужас перед предметным миром. Который выражается в сходных видениях: Логину в столбах дорожной пыли мерещится морока, или мара, то есть – бес; Передонова преследует коварная Недотыкомка (мелкий бес. Оба героя испытывают непреодолимое влечение к мучительству и осквернению.
Портрет современника, предоставленный в “Тяжелых снах”, отличился эмоциональной новизной. Мир страстей и слепых инстинктов, царство седого хаоса – вот, что открыто такому герою. Мир внутренний, но не внешний, мир призраков, а не реальностей, мир больных или сосредоточенных в себе людей, от жизни ушедших, или так к ней и не пришедших.
Повествуя о “Тяжелых снах” о “разорванной душе” современника, писатель опирался, прежде всего, на личные переживания. Критики не раз указывали на близость главного героя автору. Автобиографизм – еще одна неотъемлемая черта писательской манеры Сологуба, определившаяся в период работы над “Тяжелыми снами”. В ранней редакции произведения описание внешности учителя Логина очень походило на автопортрет Федора Кузьмича Тетерникова. Вялые жесты, рассеянный взгляд серых глаз, близорукость, ироническая улыбка, изящество – черты облика самого писателя, о которых нередко упоминали мемуаристы. Автобиографический пафос и лирический дар Сологуба во многом предопределили художественную структуру “Тяжелых снов”, а затем и “Мелкого Беса”. По своей сути это роман одного героя: внутренняя реальность переживаний Логина и Передонова поглощает бытовую реальность предметного мира, которую мы воспринимаем преимущественно их глазами, сквозь их душевное состояние.

“Метод – бесконечное варьирование тем и мотивов”, - провозгласил Сологуб и никогда не отступал от этого принципа в своем многообразном творчестве. Каждому из его романов сопутствовали сочинения в стихах и прозе, в которых он формулировал те или иные художественные идеи и искал способы их выражения. “Мелкому Бесу” сопутствовали и параллельно создавались многочисленные поэтические тексты, в которых сложился лирический образ героя (Логина – Передонова – Сологуба, и рассказы “Тени” (1894, “Красота” (1898, “Баранчик” (1899.
Рассказ “Красота” – вариант “рутиловской” сюжетной линии романа, основанный на тематике глубокого эстетизма. Главной героине рассказа символично дано имя спартанской красавицы, рожденной Ледой и Зевсом – Елены. Героиня исповедует античный культ красоты, ее томит тоска по “святой плоти”. Целыми днями она наслаждается созерцанием своего обнаженного тела, которое представляется ей совершенным. Подобно Елене, Людмила Рутилова восхищается телесной красотой, - она любуется наготой Саши, называет его “отроком богоподобным”. На преемственность образов указывают также фетишизм и нарочный эстетизм в описаниях обстановки.
Рассказ-притча “Баранчик” предвосхищает центральную сюжетную линию “Мелкого беса”. Сюжет рассказа восходит к реальному событию, случившемуся в крестьянской семье: пятилетняя девочка, наблюдавшая за тем, как отец резал барана, предложила потом младшему братишке поиграть “в баранчика” и полоснула несчастного мальчонку по горлу. Тема “Баранчика” соотносится с темой “жертвоприношения” в “Мелком бесе”. На протяжении всего повествования Володин сравнивается с бараном, он погибает той же смертью, что и Сенька в “Баранчике”.
Своеобразной подготовкой к “Мелкому бесу” являлись также рассказы Сологуба 1890-х годов о “маленьких и невинных” – о детях, утративших душевное равновесие, страдающих навязчивыми идеями. Рассказ “Тени” повествует о тяжелом психологическом расстройстве гимназиста Володи. Впечатлительный. ребенок угнетен материнской опекой и страдает от недостатка свободы. Случайно прочитанная Володей брошюра (пособие по игре в “тени” на освещенной стене становится для него источником неконтролируемых эмоций. Мать обнаружила эту тщательно скрываемую забаву и попыталась бороться с болезненным увлечением сына. Постоянный материнский надзор способствовал развитию у него подавляемой страсти, параноического бреда. Володя сходит с ума, вслед за ним лишается рассудка и мать, также поглощенная игрой в “тени”. Примечательно еще и то, что именно этот рассказ принес Сологубу известность и признание в кругу символистов. В декабре 1894 года по прочтении “Теней” Минский сказал: “Рассказ Сологуба произвел на меня сильнейшее впечатление. У него не только большой талант, но и своеобразный взгляд на мир. Из него выйдет русский Эдгар По, только бы не заленился…”.

“Мелкий бес”, многие образы которого взяты с натуры, был задуман писателем в годы службы в Великих Луках. К работе над рукописью Сологуб приступил в 1892 году. Таким образом, за несколько лет до написания первых страниц романа он обдумал его содержание.
В основу повествования легло жизнеописание учителя русского языка и словесности реального училища дворянина Ивана Ивановича Страхова .
Сологуб, служивший тогда в Великих Луках, был лично знаком со Страховым, который позднее стал прообразом Передонова. Но не только главный герой произведения, Варвара и Володин имели своих прототипов, в Великих Луках Сологубом были “найдены”: брат и сестры Рутиловы – семья Пульхеровых; Грушина – Прасковья Дмитриева.
Таким образом, в замысле основной сюжетной линии “Мелкого беса” Сологуб отталкивался от реальных лиц и событий. Лишь два эпизода не вписываются в четкую “страховскую” историю: убийство Володина (Страхов не убивал Портнаго, а также история Саши Пыльникова.
История Саши Пыльникова, в первую очередь, рассказ о первой любви. Повествуя историю влюбленного гимназиста, чрезвычайно типичную, Сологуб не нуждался в “натуре”, ему вовсе не обязательно было исследовать кого-либо из своих воспитанников, поэтому конкретного прототипа Пыльникова нет.
Первоначально “Мелкий бес” был задуман как роман о женитьбе и помешательстве Страхова, и Сологуб, имевший в середине 1880-х особый интерес к психологии и психиатрии, мог бы вполне справиться с таким конкретным творческим заданием в рамках натуралистического романа. Однако этот предварительный замысел трансформировался в сторону отвлечения от конкретных лиц и событий, а социально-обличительный роман о жертве удушливого провинциального быта превратился в текст-миф о современной жизни и смысле человеческого бытия. “Мы, современники, с трудом можем оценить масштаб этого изумительного романа, – писал Чулков, – где идиот Передонов вырастает до всемирного безумия – “передоновщины”.
“Мелкий бес” – не жизнеописание учителя из русского захолустья, и Передонов – не слепок с натуры, а художественный образ широко обобщающего плана.
Что же такое Передонов? Выродок демонического начала, нечто стихийное, мерзкое и ужасное? На этот вопрос Сологуб однажды ответил: “Над “Мелким бесом” я работал десять лет подряд. Работая так долго над одним произведением, очевидно, нельзя удовлетвориться отражением одной какой-нибудь стороны, проведением какой-нибудь частной черты, а дано все, что я видел и чувствовал в жизни. В Передонове, этом глубочайшем подлеце, есть, несомненно, и все то, что можно только перечислить, и многое другое, все элементы, из которых слагается жизнь в многообразных проявлениях…”

Мотив сечения (бичевания является одним из центральных в “Мелком бесе”, тем камнем, на котором в течение десяти лет Сологуб выстраивал здание своего шедевра. Сделать такой вывод позволяет прежде всего текстологическая история романа, воссоздаваемая на основе сохранившихся автографов - чернового и белового. Напомню, что в каноническом тексте романа экзерсисы с розгами проделываются героями главным образом под давлением «стегальных дел мастера» учителя Передонова; их место в повествовании на первый взгляд невелико. Простота сцен наказаний в “Мелком бесе”, как правило, - простота сообщенного факта, не более. Между тем она была достигнута в результате многократного воспроизведения в рукописи разнообразных эпизодов порки, занимавших в черновом автографе едва ли не добрую половину текста, и затем последовательного сокращения или отказа от них в окончательном варианте.

Черновому автографу “Мелкого беса” предшествует список персонажей – всего 61, в котором перечислены те, кто назван в романе собственным именем – больше половины действующих лиц были “пересечены” или “недосечены”, или кого-то высекли сами. Из главных персонажей не тронутым розгой оказался только Володин, он был попросту зарезан Передоновым.
Интерес Сологуба к теме истязания отчасти был сознательным и в значительной степени предопределен конкретным процессом. В 1890-е годы, в период работы над романом (1892 – 1902, в русском обществе развернулась мощная кампания за отмену телесных наказаний, которая подготовлялась еще в середине 80-х годов. Тема, волновавшая Сологуба в период написания романа, широко освещалась и в печати. В толстых журналах, в столичных и провинциальных газетах с начала 1890-х годов публиковались материалы (исторические, медицинские, юридические по вопросу о телесных наказаниях, издавались монографии.
Сологуб живо следил за литературой по интересующему его вопросу, повышенное внимание к проблеме отмены телесных наказаний выходило далеко за рамки педагогического или досужего интереса. Более отчетливо реакция Сологуба на кампанию за отмену телесных наказаний выразилась в статье «О телесных наказаниях»… в которой он демонстрирует знание истории вопроса и полемики, связанной с его решением. В своих суждениях он встал в оппозицию к общественному мнению и высказался достаточно категорично…
Сологуб не решался напечатать свой труд (он даже не перебелил рукопись, но отнюдь не из опасения выглядеть белой вороной среди гуманистов-общественников, а скорее по другой причине. В своем педагогическом трактате он неожиданно «засветился», проговорился о сокровенном приведенными примерами из своего жизненного опыта, но еще энергичнее – собственным стремлением к бичеванию.
С годами телесные наказания превратились в неотъемлемую, привычную сферу отношений Сологуба с близкими людьми, он стал испытывать потребность в переживании боли, стыда и унижения.

В 1907 г. Ольге Кузьминичне было 42 года, Сологубу, учителю-инспектору Андреевского училища, исполнилось 44, шел последний год его 25-летней педагогической деятельности, наконец, он был уже широко известным писателем, автором нескольких прозаических и стихотворных сборников и двух романов. Тот факт, что сестра секла сорокалетнего брата (она взяла на себя миссию «женщины-палача» после смерти матери, скончавшейся в 1894 г., невозможно объяснить исключительно его стремлением к христианскому смирению и совершенствованию. Несомненно, привыкший к бичеванию с детства, он сам требовал мучений, находя в них удовлетворение. Переход от религиозного экстаза к эротическому – явление широко известное, зафиксированное и в медицине, и в литературе.
Вплоть до 1907 г. Сологуб и его сестра жили всегда уединенно, почти не расставаясь. В окололитературных кругах ходили слухи об их кровосмесительной связи. Источником слухов вероятно, в первую очередь было творчество писателя, в котором присутствует инцестуальная тема.
В 1907 г. Ольга Кузьминична скончалась от туберкулеза; небезынтересно, что заметки о сечении Сологуба обрываются также на этом временном отрезке. Кто стал соучастником поэта при разрешении его психоневроза – неизвестно. Возможно, роль эта была возложена на прислугу или на кого-либо из близких.
Впрочем, в 1908 г. Сологуб соединил свою жизнь с Анастасией Николаевной Чеботаревской и многое могло измениться в образе его жизни.
Садо-мазохический комплекс Сологуба можно рассматривать в качестве своеобразного психологического ключа ко многим из его художественных произведений. В его лирике, несомненно, преобладает мазохическая тональность, которая проявляется в уходе от реального мира и перенесении его в грезу, в фантазм; лирический герой Сологуба, как мазохист – человек мающийся, ожидающий, его идеал – бесстрастие и холодность.
В прозе Сологуба, как правило, сочетаются черты поэтики садических и мазохических текстов. Не трудно проследить эти черты и в “Мелком бесе”. Очевидно, эпизоды садистической окрашенности связаны с линией поведения Передонова; для них характерны непристойные описания (в первой версии текста. Черты, присущие мазохическому повествованию, проявляются в сюжетной линии любовных отношений Людмилочки Рутиловой и Саши Пыльникова: эстетизм, отсутствие непристойных описаний и вместе с тем особая удушливая эротическая атмосфера намека, ожидания.
Своеобразное решение темы истязания в произведении и наличие черт поэтики садических и мазохических текстов позволяет назвать роман Сологуба алголагническим (иллюстрирующим психологические патологии и одновременно выявить направление, по которому началось отпадение творчества писателя от реалистической традиции. В традиции русской классической прозы от Радищева до Толстого и Чехова изображение физических страданий служило средством обличения несправедливости или же осмыслялось как возмездие за содеянное преступление, но никогда не было целью. В изображении Сологуба физическое страдание подчас синонимично удовольствию, а потому и сама тема утрачивает традиционный гуманистический пафос: в “Мелком бесе” насилие не осуждается, а, скорее, констатируется как естественная потребность человеческой натуры проявлять жестокость.
Однажды автор романа заметил: “Говорят, у каждого декадента есть психическая искривленность, что-то вроде горба, который кривит его ощущения. Ежели это так, при горбе и надо оставаться”. Многие годы “горб” Сологуба мешал ему жить, был неиссякаемым источником страданий, но одновременно побуждал его к творчеству, в процессе которого от «горба» можно было избавляться. Со временем он осознал свою психическую искривленность как дар, начал выпячивать ее, щеголять ею, эстетизировать ее.

Там еще многооооо = Пока хватит. Очень помогли мне статьи о Сологубе. Особенно про учителя-садиста.

“Этот роман – зеркало, сделанное искусно”
Ф. Сологуб

1

По прошествии нескольких лет работы Сологуба над “Мелким бесом” художественный замысел произведения приобрел определенные очертания. Основополагающая для символиста утопия о Красоте – глубинной сущности мира – трансформировалась в романе в миф о невозможности воплощения Красоты в земном мире, где царит хаос и энтропия (рассеивание. Ведущая метафизическая идея “Мелкого беса” утверждает земное бытие как Ариманов мир (мир как воплощение духа материализма, игру судьбы, обман.
В черновых бумагах Сологуба имеется запись: “Оригинальный прием. Герои романа иногда вставляют в свои речи слова, показывающие, что они не живые люди, а фантомы автора. Можно даже для этого написать особый роман под заглавием: Образцовый роман. Основа – помешательство героя”.
Каждый из персонажей “Мелкого беса” – фантом автора, и каждый неуклонно воплощает его замысел, является участником сборного бесовского действа. В образах всех героев, без исключения, отмечены черты бесоподобия, каждый из них определенным образом соотносится с нечистой силой.
Творец Ариманова мира – Передонов; Варвара – ведьма, лживая и корыстная, Володин – баран-оборотень; Вершина – образ темной девы, табачный дым; Грушина – порочная демоница, сестры Рутиловы – русалки, лукавые девы; Саша Пыльников – юный змей искуситель.
Символ Ариманова мира – многовидная Недотыкомка, один из самых запоминающихся демонических образов романа. В современных толковых словарях этого слова нет; нет его и в “Толковом словаре” В.Даля. Приводится оно только в Словаре русских народных говоров: “Недотыкомка – то же, что недоруха – обидчивый, чрезмерно щепетильный человек, не терпящий шуток по отношению к себе, недотрога”.
Работа над романом “Мелкий бес” длилась десять лет – с 1892 по 1902 год, а в 1899 году Ф.Сологуб опубликовал стихотворение, в котором и появилось серое назойливое существо, названное недотыкомкой:

Недотыкомка серая
Всё вокруг меня вьётся да вертится, –
То не Лихо ль со мною очертится
Во единый погибельный круг?

Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою, –
Помоги мне, таинственный друг!

Недотыкомку серую
Отгони ты волшебными чарами,
Или наотмашь, что ли, ударами,
Или словом заветным каким.

Недотыкомку серую
Хоть со мной умертви ты, ехидную,
Чтоб она хоть в тоску панихидную
Не ругалась над прахом моим.

В стихотворении Сологуб употребляет слово “недотыкомка” с единственным определением – серая; в романе к этому постоянному эпитету добавляются многочисленные прилагательные, в том числе и цветовые.
Сначала среди цветовых прилагательных преобладают слова, близкие по семантике к серому оттенку, – дымная, синеватая, грязная, пыльная; потом недотыкомка резко меняет окраску: она “вспыхивает тускло-золотистыми искрами”, является Передонову “то кровавою, то пламенною”; на маскараде оборачивается веющим в толпе веником, а потом “навязчиво подсказывает Передонову, что надо зажечь спичку и пустить её, Недотыкомку огненную... на эти тусклые, грязные стены”.
Цветовой облик недотыкомки дополняется другими характеристиками: она безликая и многоликая, юркая, грязная, вонючая, противная, страшная, злая, бесстыжая, волшебная, ехидная... Нетрудно заметить, что употреблённые для характеристики недотыкомки прилагательные довольно разнообразны по семантике, но почти все из них наделены негативно-оценочной окраской (вонючая, бесстыжая, ехидная и так далее, а употреблённое в таком ряду прилагательное волшебная (в значении фантастическая лишь усиливает гротесковый образ недотыкомки.
И по мере того как обрастает всё новыми и новыми эпитетами внешний облик недотыкомки, усложняется внутренняя семантическая структура слова – оно становится многозначным, “многослойным” символом, равного и подобного которому нет в русской литературе.

Недотыкомка может быть воспринята и как вариант символа материального мира.


Апофиз “передоновщины” (свинства – пандемоническая сцена маскарада, которая представляет собо

О коварной НЕДОТЫКОМКЕ

В данной работе мне удалось проследить творческий путь писателя от допетербургских произведений к самому крупному роману Сологуба “Мелкий бес”.
Творчество Федора Сологуба не входит в основную программу и является обязательным для прочтения лишь в некоторых гуманитарных вузах. Возникает вопрос, чем же заинтересовал меня этот автор и, непосредственно, его роман “Мелкий бес”? Ответить однозначно на этот вопрос, скорее всего, я бы не смогла. Сологуб был последователем литературного течения символизма, а если быть точнее декаданса, возникшего в нашей стране в 90-х годах 19-го века. Поэзия декадентов: французских, таких как Поль Верлен, Бодлер, Рембо, проза Уайльда, также и русских Бальмонт, Гиппиус, Мережковский, ранний Брюсов всегда были любимыми и хорошо изученными мною. Однако Сологуб для меня всегда стоял в стороне. Лирика Гиппиус, Бальмонта была понятна мне. Стихотворные рифы Сологуба же просто гипнотизировали, оставляли неизгладимое впечатление.
Проза Сологуба пропитана безграничной фантазией, смешанной с самыми понятными и реальными событиями. В его романах и рассказах отражен мир психически нездоровых людей, людей часто отверженных обществом.
И я думаю, в прозе Сологуба есть то, что можно только почувствовать, ощутить, разглядеть между строк – это его своеобразная магия. Как написала в своих мемуарах Гиппиус: “Он сидит неподвижно, спокойно, размеренно, блеклые глаза его чуть улыбаются, губы также отражают подобие улыбки и кажется будто он колдует, ворожит что-то, одурманивает…”

Ольга, Я В ВОСТОРГЕ все прочитал и В ВОСТОРГЕ
я, к своему сожалению, маловато знаю о декадансе (на сайт непременно зайду...очень увлекался Андреевым (его современников, напр., Горького и Вересаева удивляло,что Андреев общается с ними, а не с Сологубом потому подобная эстетика мне очень и очень близка...
что это за работа? и писали ли Вы еще какие-то работы? очень интересно

Нет, это пока единственное. Прочем только автореферат. Но мне помогали, несомненно, умные книги. Спасибо за отзыв!

А декадансом никто не мешает увлекаться, вот только жить, именно жить им не советую, прошу Вас запомнить и понять мои слова. Я как вижу у Вас девушка, а я помолвлена, так вот, вы не поверите, как декаданс способен разбить кое-что хрупкое в паре. Вобщем, не примите за шизофреничку. Простите, коли непонятки пишу. Просто не хочу, чтобы кто-то страдал, как я.

Не объяснить. Короче говоря - декаданс - упивание собственными пороками и чужими. Это затягивает.
Чтож хватит о всяком бреде лучше о прозе!
Советую прочесть для начала Мелкого Беса!

Ой, я там оказывается не влезло про Недотыкомку, ну да ладно.

...о прозе: обязательно следует читать (пишу в другом ключе "Повесть о Сонечке" Цветаевой, впрочем о ней уже писал выше...сама биография поэтессы необычна, как известно...и Софья Парнок (цикл "Подруга", и собственно Софья Голлидэй - были возлюбленными Цветаевой...очень интересно читать о ее непосредственном восприятии происходившего...

Отлично, этим и займусь.
Коли Вас интересует декаданс советую начать с Поля Верлена и Бодлера - проклятых французских поэтов.

чего-то не любят люди прозу Серебряного века и совершенно не хотят о ней говорить...

А сложно что-то говорить, за неимением знаний. Это естественно не оскорбление никому, тем более Вам. Просто иногда людям нечего сказать..

кстати, о прозе, будет необычный переход от декадентов..

великолепна повесть Есенина "Яр"! в свое время даже сам удивился..когда прочел

Кстаи, я очень люблю Есенина. В имаженистах есть что-то свое особенное, красивое, а в Есенине именно родное. Но "Яр" я не читала.

Я читала всю прозу Есенина, но она меня не впечатлила! Вот стихи у него просто великолепные, а с прозой как то не ахти...Хотя единственное что все таки можно выделить это "Яр"!Да собственно и сам Есенин знал что проза у него не шикарная и забросил это дело...

Бесплaтный розыгрыш призов для участников сайта В Контакте.
http://kontakters.awardspace.com/

Укажите пожалуйста мой ID в поле "Вас пригласил".

Ольга, спасибо Вам большое. Никогда особенно не увлекалась Сологубом, даже, наверное, к своему стыду, не вспомню ни одного его стихотворения. Но прочитала ваш реферат с огромным удовольствием. Появилось желание узнать больше, по крайней мере начать с прочтения его стихов. Скажите, Вы писали рефераты только о Сологубе, или, может быть, у Вас есть еще работы о жизни и творчестве других поэтов серебряного века? Если есть и если Вы их здесь выложите, буду чрезвычайно признательна. :

О Сологубе, был о Бальмонте и сгорел с винчем...(

А вообще, это не реф-т, это кусочек Была исследовательская по творчеству.

Советую из Сологуба взять "Мелкого беса".
Я сейчас, кстати, играю роль Недотыкомки в небольшом спектаклике.

Интересные, должно быть, ощущения, играть роль существа, которого вроде бы и нет... А вообще, подобные "отрицательные" персонажи играть всегда интересно :... но это я уже от темы несколько отклонилась, сорри :

Ой, играть очень интересно. Я играю скорее что-то умалишенное, выходит очень эффектно. Все сказали, что было даже страшно..до дрожи.
А у меня на сцене, может от прожекторов, может от темного зала, было такооое выражение лица, точно недотыкомка и ужасная и ехидная!

Вопрос ко всем: А поделитесь впечатлениями о романе Белого "Петербург"
Так интересно послушать.

Гиппиусовская "Чертова кукла", "Мелкий бес" Сологуба, "Огненный ангел" Брюсова и трилогия "Христос и Антихрист" Мережковского - мои 4 "любови"... :

Анна, я бы к Вашему списку добавила еще "Петербургский дневник" Гиппиус.

2 Тимофеева Леля

Принимаю добавления. ;

"Петербург" Андрея Белого - великий роман, хотя и не "мой". Роман-провокация, роман-гротеск, роман, где мистика и реальность переплелись в характерном беловском "сказовом" ритме. О романе хорошо написал Л.К. Долгополов в его первом советском еще издании 1978 г. в изд-ве "Художественная литература", ну и потом о всей творческой истории "Петербурга" в издании серии "Литературные памятники". И, как всегда, точная и умная характеристика романа, данная А.В. Лавровым в 4 томе академической Истории русской литературы 1980-х гг.

"Петербург" читаю сейчас. Сложен для восприятия, мне дается сложно. Наверное, нужно иметь в мозге что-то математическое и что-то "белое" (в смысле, в духе его миропонимания, чего у меня, видимо, не хватает. Интересно с т.з. новаторства, необычно, но ... но, честно - тяжко... замечаю, что иногда срываюсь даже на прочтение только сюжета(( потому что если погрузиться с головой в его образы, по-моему, можно "не вылипнуть", затягивает и ... мерзко там...
вот мои впечатления.
Когда закончу с текстом романа, почитаю обязательно приложения - кстати, именно долгополовские! (об источниках романа, о принципах и приемах изображения города, историко-литературное значение романа и место в замышляемой трилогии и т.д.

а что Вы скажете, товарищи, о прозе Мережковского?

2 Милена Рождественская

Спасибо за советы по поводу статей о "Петербурге". Обязательно почитаю их. А можно задать вам вопрос? Почему этот роман не "ваш"? Было бы интересно узнать...

меня "зацепили" статьи Блока. особенно "Три вопроса" - статья, актуальная для современной литературы

У Белого ещё повесть отличная - "Московский Чудак". Как и роман "Петербург" - фарс! Карикатура, шарж - на всё общество, на всю сложившуюся в стране тогда ситуацию.

На счёт языка Белого - не от природы, нарочито: стралался он, выдадвая такие переливчатые конструкции.

Мережковский - талнтлив, но предатель, иммигировав во Францию, в Париже, в 1941 году выступил по радио с речью в таком ключе: Гитлер новая Жанна Д`Арк, спасительница Европы... Интесрны весьма его полит. статьи начала прошлого века

А никто не счиатет ли что проза А.М. Ремизова - почти поэзия? Особенно "Бедовая Доля" и "Мартын Задека"

2 Флориан Шнайдер-Эбсен

Есть предположения, что Мережковский на самом деле так не считал, а говорил назло.

Насчет "Петербурга" Белого, согласна с Флориан Шнайдер-Эбсен, его словесные построения иногда тяжело читаются, так как очень уж нарочиты. Хотя в "Москве" это видно больше.
Еще мне очень нравится Георгий Иванов. "Распад атома" это вообще шедевр...

Мемуарной прозе Г. Иванова как-то "не доверяю" (после "вранья" о Цветаевой и Мандельштаме......Хотя, читаю.
Увлечена перепиской, воспоминаниями. Письма Цветаевой и "Сводные тетради" - настольная книга. "Петербург" Белого - пыталась честно осилить, отложен с середины. Может быть - еще дорасту....: Подобное было у меня и с "Доктором Живаго". Через несколько лет перечла и была в восторге.

А мне "Доктор Живаго" совсем не нравится, хотя есть куски интересные. Из прозы люблю Набокова, мемуары Цветаевой, Гиппиус, Ходасевича, Одоевцевой... А по поводу Мережковского могу добавить контекст: до того, как он приветствовал Гитлера по радио, он очень любил Муссолини. У меня есть все номера эмигрантского журнала "Иллюстрированная Россиия" за 1937 год. там есть его восторженная статья о Муссолини и фотография с ним. Мережковский ездил к нему в Италию, он его боготворил и думал, что миссия у Муссолини, данная ему как бы от Бога, это сделать все, чтобы можно было избавиться от большевизма...а во Франции была неоднозначная обстановка в 1930е годы... об этом хорошо написано в пьесе Кузьминой–Караваевой (матери Марии конца 30х годов... а Мать Марию арестовали с сыном за то, что она в своем доме прятала евреев...

В июле вышел трехтомник П. Фокина и С. Князевой "Серебрянный век. Портретная галерея ..." с отрывками из мемуаров. Потрясающая книга. О каждом немного, но очень интересно. Как-будто на экскурсии в музее. Недаром составители - сотрудники музея.

У Мережковского долго смеялась над декабристами в романе "Александр Первый"... отчасти под его влиянием стала сочинять "сказки о декабристах" а-ля Хармс про то, как эта веселая компания бегает по городу и хулиганит - то граффити на Зимнем рисовать берутся, то на корове по Невскому катаются, то еще что... На следующем романе цикла стало уже не до смеха. А трилогия "Христос и Антихрист" - просто здОрово (именно поэтому ее потом и обдирали как липку коллеги-писатели, от Пимена Карпова до Хаецкой

А я позднего Шмелева люблю(русская проза за границей

обожаю мемуары,дневники,записные книжки, письма Цветаевой - всю ее прозу!

Всё, что написала Цветаева, каждое её предложение (быть может и каждое слово - прекрасны и восхитительны. Крайне советую почитать "Повесть о Сонечке" и "Письмо к Амазонке" - такие разные, но такие чудесные произведения.